Китай - большая деревня.

Сколько там, говорите, народу в Китае живёт? Почти полтора миллиарда?

Не верю!

Если бы китайцев было действительно ТАК много - разве могли бы произойти следующие истории?

******************************

История первая.

Ехал я со своим китайским партнёром из Пекина в Нанкин ночным поездом.
Заходим в купе. Там сидит пожилая пара – за шестьдесят явно. Ужинают за столиком. Я шмотки свои на верхнюю полку кинул, присел с краешку, друг мой Альберт напротив уселся, начал с ними лясы точить.

Поезд дёрнулся, тронулся, поехали мы. Эти бормочут чё-то там на своей мове, я прикемарил слегка. На тот момент я уже мог немного улавливать суть разговоров по-китайски, соображаю, что товарищи про меня спрашивают: откуда, мол, такое лаовайское чудо в китайском поезде?
Слышу, Альберт произносит кодовое слово «Элосы» - Россия значит.

И тут мужик преобразился: «Элосы! Элосы!» Глаза выпучил, заулыбался, засуетился… Потом застыл, значительно воздвиг горе указательный перст, наклонился, выудил из под стола ноль-пять, водрузил её на стол и сказал по-русски, без малейшего акцента: «Давай %бнем!» Сказать, что я охренел, мне не позволяет моя паталогическая честность. Потому что состояние моё можно передать только значительно более эмоциональным словом, привести которое здесь мне не позволяет моя паталогическая интеллигентность.

Пока я хлопал глазами и ртом, он быстро свинтил фунфырику башку, выплеснул на пол остатки чая из стаканчиков своего и жёниного и налил по полной. «За Элосы!» Мы чокнулись и выпили. Гаолян - штука, в принципе, ничего, когда привыкнешь, но целый стакан, без подготовки…

Мужик одобрительно похлопал меня по плечу (чуть голова не отвалилась) и залопотал быстро, объясняя ситуацию своей жене и Альберту. Как выяснилось, сорок с лишком лет назад он учился в Москве, очень любит с тех пор Россию и русских и даже помнит слова «Ленин» и «брат» («балаты» в его транскрипции). Не считая, конечно, той фразы, с которой началось наше знакомство.

После второй у него снялись какие-то блоки с синапсов, и он вспомнил ещё две фразы, которые и использовал дальше, пока не иссякла бутылка, в качестве тостов. Причём произносил он их тоже практически без акцента и с явным удовольствием и даже гордостью.

Это были фразы «%б твою мать» и «пошёл на %уй».

******************************

История вторая.

С тем же Альбертом мы ехали сидячим поездом из Тяньцзиня в Пекин.
Умостились - Альберт у окошка, я у прохода. Беру какое-то чтиво из кармашка на сидении передо мной, достаю китайско-русский словарик – буду искать буквы знакомые. Иероглифы, в смысле. Открыл словарь, листаю.
Боковым зрением (оно у меня хорошо развито) вижу, что парень, сидящий через проход, наклонился и читает, что там написано на обложке моего словарика. Ну, мне-то чё? Мне не жалко, пусть почитает.

Почитал. Откинулся на своём сидении. Подумал пару минут. Потом осторожно так, вежливо, спрашивает по-русски: «Извините, Вам помочь? Вы скажите, какой иероглиф Вам непонятен, я переведу!» Я, конечно же, припух слегка. Ну, улыбнулся ему, поспасибовал, объяснил, что мне самому интересно. Слово за слово, разговорились, естественно.

«А Вы где учились?» - спрашиваю. «В Санкт-Петербурге». Надо же, думаю, вот так встреча! «А в каком институте?» - «В Политехническом». Ну, ни фига сепе! Реально выпадаю в осадок. Начинает разбирать смех. «А жили, случайно, не в тринадцатом общежитии?» Теперь в осадок выпадает он.
Округляет глаза, отвешивает челюсть. «Ага» - говорит. «Тогда, наверное,
Вы знаете Юлию Аркадьевну?» (С Юлечкой мы учились на одном курсе и жили в этой общаге, когда «Тринашка» ещё не была общежитием для иностранных студентов. Сейчас Юлия Аркадьевна - комендант «Тринашки».) Парнишка меняется в лице, на глазах у него выступают слёзы: «Юлия Аркадьевна! Ну конечно же! Она мне так помогла, так помогла! Она нам всем была как мама!»…

Дальше – шоу на весь вагон: смех и сопли, лобзания-обнимания, обмен номерами телефонов… «Если Вам вдруг что-то нужно будет в Тяньцзине – звоните, не стесняйтесь! Даже если ничего не надо будет, просто приедете к нам – всё равно звоните, я Вас на ужин приглашаю!» Обещаю, обещаю… «И
Юлии Аркадьевне от меня привет передавайте! И спасибо ей за всё!
Огромное!»…

Сюй Чэн, если Вы вдруг читаете это – знайте: я привет передал. Юлия
Аркадьевна Вас тоже помнит, тоже передаёт огромный привет и желает Вам счастья!

******************************

История третья.

Эта история произошла не со мной. Но поведали её мне люди, в искренности которых сомневаться не приходится.

Отдыхала как-то на Хайнане семья из России. Мама, папа и двое детишек сознательного возраста. Папа - достаточно известный музыкант, мама – достаточно известная актриса. Дети, как ни странно, не оболтусы, поэтому в данной истории речь пойдёт не о них. Жили в Шератоне.

А в лобби-баре по вечерам была живая музыка. В полдевятого к роялю садилась очень красивая девушка и играла мягкий джаз. В полдесятого к ней присоединялась ещё одна, певица. Она была милая и хрупкая, при этом пела сильным и глубоким контральто с классической джазовой хрипотцой.
Исполняли девушки профессионально – это папа мог подтвердить. В джазовый стандарт причудливо вплетали пентатонические китайские мотивы. И тут же начинали классическую китайскую песню, изящно нанизывая её на синкопическую канву старых нью-орлеанских мастеров. Улёт полнейший.

Как-то ближе к окончанию их программы, когда в баре оставались только наши герои, папа не выдержал и попросился сесть за клавиши. Что-то выдал эдакое. Ну, рыбак рыбака чует издалека, а язык музыки интернационален.
Китаянки сразу признали в нём достойного протеже своих же муз, восхитились, их пригласили к столу, выпили, поболтали… Подружились, в общем. Благо, обе стороны вполне прилично говорили по-английски.

И вот отдых наших русских товарищей подходит к концу. Последний вечер.
Китаянки заранее пообещали им, что будет сюрприз. Что за сюрприз – долго не хотели говорить. Уже когда программа шла полным ходом, они подсели в перерыве выпить по бокалу воды. И после короткого, но бурного увещевания, всё-таки сознались, благо как раз сейчас и собирались этот прощальный подарок преподнести. Как выяснилось, полгода назад в этом отеле останавливались русские, которые тоже очень подружились с этими китаянками. Замечательная была компания! «Такие смешные, такие смешные!»
- восклицали, улыбаясь, китаянки. И, заговорщицки переглянувшись, наконец, сознались: «Они нас научили петь песню на русском языке! Мы её сейчас для вас споём!» - и упорхнули на сцену.

Народу в тот вечер набралось как-то особенно много. Но гомон сразу стих, как только пальцы пианистки брызнули по клавишам чуть слышной капелью – музыку, которую творили эти девушки, любили все. Певица взяла микрофон:
«Дорогие друзья, дамы и господа! Сегодня с нами в последний раз сидят наши русские друзья! Завтра они возвращаются к своим глубоким снегам…
Пожелаем же им мягкой посадки!» Вежливые повороты голов в сторону русских, вежливые хлопки. Наши слегка краснеют – приятно, всё-таки… «А сейчас мы споём для них и для всех вас замечательную русскую песню!»…

Согласитесь – есть в этом что-то ирреальное, что-то из волшепной детской сказки: сидеть за десять тысяч километров от колючей пурги в уютном полутёмном баре, касаясь плечом любимого человека, смотреть сквозь стеклянные стены в ночь, где качаются ласкаемые ночным бризом, подсвеченные разноцветными фонариками пальмы, вдыхать терпкий аромат благородного напитка, рождённого на берегах Луары, и слушать родную русскую песню. И так ли уж важно, о чём будет эта песня – о ямщике и морозе ли, о разухабистом волжском атамане-удальце или о густых ультрамариновых подмосковных сумерках. Ведь главное, что нужно загадочной русской душе – чтобы она, как говорится, развернулась и обратно свернулась…

И на почти безукоризненном русском языке, в блестящей джазовой обработке, грянул «Владимирский централ»…

Vladimir Marchenko © 2008