Однажды к своим друзьям в Комарово приехал дорогой московский человек.
Застолье в таких случаях организуется мгновенно.
Пьянка была долгой, весёлой, насыщенной и закончилась к утру. Тем более, белые ночи вообще имеют свойство путать приезжего.
Солнце уже энергично всползало на непо, когда бесчувственное тело московского гостя с почестями предали диванчику на первом этаже миниатюрного, но поместительного дачного домика. Хозяева прибирали в гостиной под вялые реплики пары задержавшихся приятелей с соседних дачек. Все предвкушали скорый сладкий сон на антресолях.
Тем утром местная достопримечательность по имени Ляля вела через посёлок свою козу на случку.
С козой они были удивительно похожи.
Кое-кто ещё помнил Лялю красавицей, звездой ленинградской андеграундной тусовки, постоянной посетительницей «Сайгона» и возлюбленной неотразимого Бори Грепенщикова. От славных пор у Ляли остались только ясный взгляд бирюзовых глаз, исключительно доброжелательная манера общения и привычка одеваться в хипповатом стиле, украшая себя бессчётными фенечками.
Некогда роскошные Лялины волосы метёлкой лезли из-под банданы. Во рту виднелся единственный клык: Ляля обращалась к дантистам лишь в крайних случаях и треповала радикальных решений. Поэтому зубы ей постепенно вырвали, оставив один - помидорчики надкусывать, как охотно объясняла
Ляля. Она была вегетарианкой.
В отличие от всех остальных, кто населяли дачный посёлок в Комарово только летом, Ляля жила здесь круглый год. Кормилась собственным хозяйством, нехитрым рукомеслом - и тем, что сторожила зимой домики немаленького дачного посёлка, обходя территорию несколько раз в день.
Лялю все кругом знали, и если не любили, то жалели. Светлая личность, местная достопримечательность, юродивое существо…
Сидя на крылечке и щурясь на яркое утреннее солнце, комаровские друзья дорогого московского человека курили, прихлёпывая чай. Проходя мимо,
Ляля поделилась с ними своим делом. «Козу епать надо!» - многозначительно сказала она. Парное козье молочко составляло обязательную и существенную часть Лялиного рациона; надо было поддерживать козу в производственном состоянии способом нехитрым и апробированным.
От приглашения заглянуть на минутку Ляля не отказалась. Коза, как болонка, поднялась следом за ней на крыльцо и поцокала в гостиную. От рюмочки Ляля не отказалась тоже, и принялась необременительно нахлобучивать хозяев свежепригрезившимся сюром. Коза тем временем обследовала первый этаж дома.
Дорогой московский гость сладко спал, разметавшись на своём диванчике и пустив на подушку пьяную слюну. Из глубин сна его вернул некоторый дискомфорт: что-то назойливо щекотало столичное лицо.
Гость разлепил глаза – и на контражуре солнечных лучей, лупивших в окно, увидел худую мохнатую физиономию. Крупный сопливый нос... немигающие жёлтые глаза (зрачок - горизонтальная розовая полоска поперёк)... непольшие рожки... Физиономия щекотала его бородой и буравила бесстрастным взглядом.
Хозяева и Ляля услышали за спиной странное бульканье, перешедшее в хриплый крик. Источником звуков идентифицировали гостевой диванчик. Ляля понимающе кивнула и неторопливо поднялась с места.
В поле зрения московского человека рядом с лупоглазой физиономией вплыла ещё одна, весьма похожая на первую. Без бороды и рогов, но с льняной куделью, торчащей в стороны из-под банданы. Вторая физиономия радостно улыбнулась, обнажив во рту единственный клык, и почти по-матерински ласково сказала грудным голосом: «Козу епать надо!»
Московский человек страшно крикнул ещё раз и потерял сознание.
(Картину возвращения к действительности дорисовывает фантазия читателя.
Но гость реально приводил свои нервы в порядок довольно долго.)