Принц Влад II (Калеб Лэндри Джонс), потеряв любимую, отрекается от Бога и становится бессмертным чудовищем, питающимся человеческой кровью. Спустя столетия он встречает в Париже девушку (Зои Блю), поразительно похожую на его погибшую жену, и решает любой ценой вернуть утраченную любовь. Пока Дракула теряется в страсти и безумии, священник (Кристоф Вальц), заподозрив вспышку вампиризма, начинает охоту, чтобы остановить древнее зло.
Кино уже в который раз обращается к истории графа Дракулы. Одни экранизации держались ближе к тексту романа, другие превращали его в отправную точку для вольных «вампирских» сюжетов. Вот и «Дракула» Люка Бессона с подзаголовком «Любовная история» выходит в один год с «Носферату» Роберта Эггерса . И если Эггерс строил фильм на системности приёмов и последовательном погружении в подлинную тьму, то мир фильма Бессона населяют мультяшные горгульи с гремлинскими лицами, куклы в маскарадных костюмах и спецэффекты демонстративно дурного толка. Этим описанием можно было бы ограничиться.
Новый «Дракула» поначалу напоминает книжку с ожившими картинками, как бы упрощённую версию романа для поверхностного ознакомления. Но, как и любая экранизация, фильм предлагает собственную трактовку знакомой истории. У Бессона «вампирские» элементы встроены в жанр остросюжетной мелодрамы (если это словосочетание вообще имеет смысл). Его граф — вечный страдалец, потерявший горячо любимую жену и обречённый на бесконечные поиски её реинкарнации.
Бессон смешивает всё и сразу: чумные процессии, дворцовые карнавалы времён Людовика XIV, ярмарочные аттракционы и чудеса Парижа рубежа веков. В отдельных эпизодах он и вовсе пускается во все тяжкие, добавляя столь необходимую самоиронию: Дракула управляет кукольными представлениями знати или окружается похотливыми монашками. И в такие моменты он предстаёт не всесильным вампиром, а персонажем китчевого мюзикла.
Бессон упивается этим маскарадом: Калеб Лэндри Джонс сцена за сценой меняет костюмы и парики в очередном приступе отчаяния. Камера на крупных планах смакует лица безумцев и фриков всех мастей. Кристоф Вальц с серьёзным видом произносит одну бессмысленную реплику за другой, мультяшные горгульи падают под лёд в попытках поймать сбежавшего пленника (для пущего эффекта тому не хватает только фигурных коньков), а сам Дракула — почему-то окровавленный — несколько раз настойчиво, но безуспешно бросается с башни в попытках покончить с собой.
Столь необходимая ирония возникает то намеренно, то случайно, и лишь этим спасает весь этот балаган. В других эпизодах режиссёр обходится без остраняющего подхода. Сюжетные страсти подаются всерьёз, а стройность повествования рушится от произвольности параллельного монтажа.
Главные проблемы возникают в заявленной в подзаголовке «любовной истории». Во всём происходящем можно было бы уловить хоть какой-то смысл, появись здесь что-то подлинное, живое, пробивающееся сквозь эффекты и парики. Фильм открывается сценой счастья телесных утех, но и этот пролог оборачивается красивым и глянцево-бездушным рекламным роликом. Будь режиссёр чуть точнее, он хотя бы стилистически отделил интимность пары от остального цифрового хаоса. Вместо этого добавлена проходная сцена, зачем-то снятая с эффектом любительской камеры.
И порой, вопреки роли, в которой Калебу Лэндри Джонсу предписано бесконечно страдать — страдать и падать к могиле, страдать и впиваться в шеи фрейлин, страдать и слушать Шопена, — он умудряется сыграть что-то своё. От похоти, с потным телом и прилипшими к лицу огненно-рыжими волосами в сцене расставания с любимой, до трепетного взгляда при встрече с её двойником. Спрятать и затушевать такую актёрскую органику — ошибка Бессона, пожалуй, грубее, чем невыносимо пошлый финал фильма.
Текст — Мария Шиманская
«Дракула» Люка Бессона оказывается не столько версией вампирского сюжета, сколько концентратом его позднего стиля — перегруженного эффектами и колеблющегося между нарочитым балаганом и случайной самоиронией.